Вот уже 11 лет дети, оставшиеся без попечения родителей, обретают родителей и дом в городках для приёмных семей. Они попадают туда совсем маленькими или уже подростками, но рано или поздно покидают гнездо и уходят в свободное плавание, уступая место под родительским крылом другим детям.

Мы открываем серию интервью, в которых молодые люди — выпускники городков для приемных семей — делятся своими историями и передают опыт, просеянный сквозь сито взросления. Здесь будут истории ребят, которые согласились на публикацию, потому что понимают — их опыт интересен другим подрастающим приемным детям и их родителям.

Что поможет приемным родителям лучше понимать детей? Что можно было сделать по-другому? Что по-настоящему важно и ценно для ребят? В этой серии интервью каждый — и ребёнок и взрослый — найдёт что-то полезное.

Оле Григорьевой, выпускнице городка «Надежда», 20 лет. Она выглядит дерзко: короткая стрижка, бритые блондированные виски, резкие пацанские жесты, темные очки. А за ними — голубые детские глаза и нежный наивный взгляд. Бунтарка сменила три семьи: она отталкивала взрослых и боролась с ними, кочевала от одних родителей к другим, от подруги к подруге, но все это время искала более опытных наставников, теплых и мудрых, — тех, кто поможет найти ответы, убережет от глупостей, поддержит разговор о важном.

 

Кажется, таких людей она нашла среди специалистов Фондов — в летнем лагере в Туапсе она держалась взрослых, постоянно искала их компании, впитывала опыт и взрослела.

 

 

Оля, расскажи о своем детстве.

Не помню точно, когда мне было лет 7, наверное, меня забрали — сначала в больницу, потом в детский дом в Новом свете. Мама сильно пила. Про папу знаю, что его звали Костя. Все говорили, что я «его дочка», любил, мол, меня особенно. Но где он потом был, я не помню. Про папу каждый что-то свое говорит: либо, что другая семья, либо, что помер уже…Скорее второе, конечно.

 

Какое у тебя самое сильное воспоминание из детства?

Самое яркое впечатление — волонтер, которая приезжала ко мне каждые выходные,  привозила свои домашние пельмени, устраивала праздники. Помню, как мы убегали эти пельмени есть. Где она сейчас…не знаю. Она мне почему-то Татьяну Иноземцеву из Фонда напоминает.

 

Еще была воспиталка — «Галина Бланка» мы ее звали — я ей мыла полы, а она мне за это еду домашнюю приносила. Еще помню белый пористый шоколад мне там дарили — с тех пор именно он —  мой любимый.

 

Еще я помню, как мы вместе с собакой дома ели белизну со стен, наверное, не хватало каких-то витаминов. А вообще воспитывали меня, вроде, соседские девчонки, не намного старше меня. У нас вся улица была наркоманы да алкоголики.

 

А кто еще из родных у тебя есть?

 

Брат родной Сережа, и сестра Настя. Их, вроде, за границу забрали. Я даже помню, как однажды практически спасла их, забытых мамой, в ванной.

 

Сейчас у мамы маленький ребенок, мой брат Руслан. Я привожу ей еду, помогаю с ребенком. Я все время лекции ей читаю, что так жить нельзя, но все как об стенку горох. Помню, мама однажды написала письмо мне в детский дом. Я, когда читала, очень плакала. Вроде, человека не существует, а тут — «бац» — появилась!

 

Она была в тюрьме за убийство. Я даже сейчас это говорю и мне ужасно стыдно, ком к горлу подступает.

 

Как ты оказалась в приемной семье?

 

Мою подружку из детского дома уже собиралась забирать семья, но она в последний момент отказалась. А я один раз побывала у них в гостях, и меня вместо нее забрали.

 

У тети Люды — приемной мамы — были свои дети, я до сих пор с ними общаюсь. Я ее мамой не называла, да и ей было так проще, чтобы я как внучка ей была. Помню, мне так было интересно просто сидеть, наблюдать, как она готовит. Я вообще люблю наблюдать за людьми, узнавать их, мне очень это интересно.

 

Это была первая семья. Вообще я сменила три. Из первой меня внезапно забрали в семью в городок — до этого я просто постоянно тусовалась там в гостях, и меня сначала, вроде, как только на лето взяли, а оказалось — на совсем.

 

Почему так получилось с первой семьей?

 

Ну, наверное, потому что я перестала дома ночевать, у подружки оставалась. А у нее родители очень прикольные, мама готовит такие салат, курицу и макароны — я до сих пор вкус помню! Пытаюсь также приготовить, но у меня не получается.

 

Вы потом обсуждали с тетей Людой, что произошло?

 

Нет. Но сейчас, если пересечемся, она так быстренько со мной поговорит: «Олечка, привет, что новенького?» и побежит. Она еще очень верующая, хотя я и не против этого была, когда мы вместе жили.  Обида на них у меня, конечно, есть. Но в данный момент я осознаю, что поступала неправильно — гуляла, хамила.

 

А почему не сложилась жизнь во второй семье?

 

То же самое. Я думала, что у меня есть друзья, они мне помогут, накормят, оденут, все было пофиг. Слушать никого не хотела.

 

А приемная мать просто в какой-то момент сказала, что не хочет со мной жить. Но я не особо привязалась.

 

Ты чувствовала себя как дома там?

 

Я сидела все время в комнате и не выходила, одну книгу шесть раз перечитала.

 

Потом, когда я была в больнице, ко мне приехала будущая третья приемная мама из городка. Я про себя до этого думала: «Опять какая-то тетка приедет». Но я понимала, и Анна Владимировна — социальный работник — мне говорила, что это, может, мой последний шанс.

 

Когда я ее увидела, подумала: «Ааа, я первый раз вижу такого большого человека». Мне всегда хотелось молодых родителей, прикольного отца.

 

Но там оказался такой папа! Вот это настоящий отец. Если у нас какой-то конфликт, он сажал на нас за стол и предлагал разбираться, разговаривать. С отцом мы прожили вместе 4 года, я очень привязалась к нему. Если у меня когда-то будет сын — назову его, как папу.

 

Можно сказать, что он умер у нас с сестрой на руках от сердечного приступа. Он очень переживал за нее, потому что она «отбилась от рук» и даже какое-то время была в детском доме. Наверное, после папиной смерти какой-то разлад в семье пошел.

 

Как ты оцениваешь, что попала в семью, а не осталась в детском доме?

 

Это офигенно. После детского дома они не знают вообще как жить. Они не приспособлены к жизни. Да и каждый ребенок хочет папу и маму. И я тоже мечтала.

 

Но своих детей я вообще не хочу — либо из детского дома возьму, либо Руслана своего буду растить.

А чем ты хочешь заниматься в жизни?

 

Хочу открыть ресторан! Я как раз учусь на повара.

 

А практику проходишь?

 

Я практику уже прошла. Ну…точнее, справку получила, ничего не делала на самом деле. Еще я работала официантом два месяца, потом мне зарплату не заплатили. Работа тяжелая, весь день на ногах, голодная —  есть в ресторане я стеснялась. А еще я не выучила меню, потому что мне сложно запоминать. Думать — это не мое, мне легче руками что-то делать. Мне и по учебе запоминать не просто, выкручиваюсь как-то.

 

Какое из последних событий тебя больше всего порадовало? Когда ты была по-настоящему счастлива?

 

Наша поездка с Фондом в летний лагерь в Туапсе. Это было офигенно! Мы —  молодые взрослые — много отдавались работе. Наша команда изначально так решила, что на первом месте — работа, а остальное уж как получится. Но при этом мы купались, и танцевали, было достаточно времени на отдых.

 

Я тот человек, который, наверное, больше любит работать, чем отдыхать. Помню, мы строили острова, и каждая семья делала свой особенный остров. Мы собирались с детьми, общались и узнавали у них, что да как. Я строила башню с Ваней. Он инвалид, ему 15 лет и он передвигается на коляске. У него еще сестра есть — Милена — у которой тоже проблемы с ногами. Было видно, как им радостно от нашего общения, как им это все интересно и по душе. Ваня после лагеря даже выслал мне сообщение: «Спасибо за поддержку!»

 

А чем Фонд тебе может быть полезен сейчас?

 

Я сама очень хочу быть полезной, помогать в чем-то. Хорошо бы просто не забывать меня, быть на связи, чтобы я знала, что они — рядом.